Все в российской истории случается неожиданно. Статус-кво кажется вечным, но меняется мгновенно. Именно поэтому задаться вопросами о жизни после смерти стоит именно сейчас, когда видимых причин для потрясений нет. Насколько жизнеспособны альтернативы существующей системе? Что и как менять, когда в неведомый пока час икс возможности для политических перемен вдруг появятся?

Федеральная целевая программа «Электронная Россия», начатая в 2002 г., завершилась в нынешнем. Согласно заложенным в программу ожидаемым результатам, мы сегодня должны наблюдать «кардинальное ускорение процессов информационного обмена в экономике и обществе в целом, в том числе между гражданами и органами государственной власти, повышение эффективности государственного управления и местного самоуправления».

Общий бюджет программы в ценах 2002 г. изначально представлял собой астрономические цифры — 77 млрд руб., в действительности было потрачено тоже немало — около 21 млрд. Большая часть этих вполне реальных денег, видимо, перешла в виртуальное пространство, ибо ни электронный документооборот между государственными органами, ни общение граждан с государственными органами через интернет в полной мере не заработали. Эффективность государственного управления тоже не изменилась, если судить по оценкам Всемирного банка (значение показателя «Эффективность правительства» для России в 2002 г. составляло -0,29 и в 2009 г. -0,28, по шкале от -2,5 — самое неэффективное относительно других стран правительство — до +2,5) или Transparency International (индекс восприятия коррупции в 2002 г. составил 2,7 и в 2010 г. 2,1, по шкале от 0 — тотально коррумпированная система до 10 — полностью некоррумпированная система).

В сложившихся условиях предпочтение президента Медведева, отдаваемое американским и японским гаджетам и интернет-технологиям, вполне понятно: эти-то хотя бы не воруют или воруют в пределах разумного. Зачем тратить миллиарды на неработающие сайты государственных услуг и систему электронного документооборота, если проще и дешевле создать аккаунт (лучше — два) в «Твиттере» и общаться с гражданами и с подчиненными по этому каналу электронной связи? Президент устраивает прием населения в режиме онлайн, а назначенный им мэр столицы первым делом заводит собственную учетную запись в «Твиттере», следя за постами только в одном блоге (нетрудно догадаться каком — MedvedevRussia).

При отсутствии реальной политической связи между властью и обществом попытки общаться хотя бы через «Твиттер» можно приветствовать, даже если твиты ни к чему не обязывают ни ту ни другую сторону. Появляется пространство относительно свободного выражения своих мнений и мыслей как некий виртуальный аналог гражданского общества — если его понимать вслед за Юргеном Хабермасом как пространство споров и критики.

Ряд скандальных разоблачений случаев вопиющей коррупции в политике реальной были сделаны именно в интернете — например, выложенные Алексеем Навальным копии отчета об использовании бюджетных средств при строительстве трубопровода Восточная Сибирь — Тихий океан компанией «Транснефть».

Однако от эйфории по причине наличия в России виртуальной демократии удерживает недавно вышедший на российские экраны фильм «Социальная сеть». История его главного героя, создателя сети Facebook, показывает, что успех в общении виртуальном достигается в том числе за счет отказа от общения реального.

Так же и в твит-политике: свобода виртуальных постов как минимум никак не соотносится со свободой реальной. Ведь вместо того, чтобы что-то поменять в действительности, проще ограничиться ни к чему не обязывающим твитом. MedvedevRussia заявляет: «Нам нужна честная система учета преступлений и их раскрытия». Адекватным ответом на такой твит следует признать следующий, размещенный на «зеркале» президентского аккаунта kermlinrussia: «Сотрудники правоохранительных органов и дальше будут успешно расследовать совершенные ими преступления». Виртуальное заявление нашло виртуальный ответ. Реальная же проблема остается без реального решения и после обсужденного виртуальным образом закона «О полиции».

Вместо общения с населением и бизнесом на регулярной основе — разовые интернет-приемы. Вместо создания институционализированных каналов обмена информацией — твиты. Чем не советский кукиш в кармане с тем лишь отличием, что карман стал виртуальным и «постмодерным»? Такое виртуальное общение позволяет обеим сторонам — и власти, и гражданам — остаться довольными собой, сохраняя при этом в реальной жизни все как есть.

Сказанное не нужно истолковывать как отрицание возможностей, открываемых интернетом для политического действия. Наоборот, интернет может стать важнейшим средством, облегчающим совместные политические действия. Ряд массовых протестов на постсоветском пространстве, в том числе в апреле 2009 г. в Молдове (тогда результатом стало изменение реального политического ландшафта этой страны), стал возможен благодаря мобилизации с помощью интернета и сотовой связи. Просто было бы ошибочным придать средству статус главной цели и уж тем более видеть в интернет-акциях замену реальному политическому действию, без которого виртуальная политическая оттепель никогда не станет реальностью.