Пора вернуть эту землю себе!



Senya

Сегодня пятница, впереди выходные. Чтобы немного отвлечься — сказочка на ночь.

На дне морском умер кракен. Огромный. Могучий. Кто говорит, что сам умер, от внутреннего несварения, кто утверждает — коварно отравили, не суть важно, «Изя все»(с).

И все ближние и дальние соседи, даже не дожидаясь конца агонии гигантской туши, бросились делить поляну. Кто смог, оторвал себе сбоку кусок, кто нашел место помягче и присосался, кто просто разросся роскошной плесенью по краю. Год за годом жевали, высасывали, гноили и переваривали, ничего не боясь. Дошло до того, что начали уже примериваться, как сподручнее раскроить бронированный панцирь и добраться до мягких и питательных внутренностей.

Но тут произошло неожиданное — панцирь лопнул изнутри и наружу полезло нечто. Оказалось, что перед смертью в недрах чудовища созрело яйцо, и все эти годы, внутри, во тьме, выгрызая ходы в родительской плоти, рос новый монстр. Не копия, но потомок и наследник.

И вот он вырвался наружу, в тухлой крови, в чужом и своем дерьме, весь какой-то неправильный, не того цвета и не такой формы. Щупальца не километровые, как были у прародителя, а всего метров по триста, шипы короткие и редкие, но такие же ядовитые (во всяком случае, больше дураков проверять нет). И для всех, кто ощущает себя частичкой этого новорожденного монстра, клеткой глаза или присоски, желудка или плавника, да хоть клоаки (уж на что малопочтенная часть тела, но жизненно необходимая) вопроса «что будет дальше?» больше не существует.

Он/Мы будем ужинать останки предка. Это наше, все без исключения. Будем ужинать то, что на этих останках жировало эти долгие годы. По запаху поплывем разбираться за утащенные куски, где, кто и чем в результате расплатится. Переделим поляну с равными — мы тут не одни такие красивые, можно не мечтать. Порядок и время не важны, кракены не меряют время людскими годами и не пользуются обыденной логикой. Но все это будет, и будет неизбежно.

А вот чувства тех, кто не чувствует себя частью нового целого, можно понять, но я не представляю, можно ли им как-то помочь. Абсолютно неважно, сколько их, какие у них есть мысли, планы, насколько важную роль они играли в организме предка — сейчас это миллионы еще живых клеток, которые сами ассоциирую себя с лохмотьями мертвого мяса — бессильного, бесполезного, не имеющего будущего. Все их перспективы — либо быть съеденными и переваренными новой Россией, стать ее неотъемлемой частью, либо быть съеденными и стать частью чего-то другого, либо представить из себя питательную среду для какой-нибудь мерзости, которую — только уничтожить, для надежности — вместе с субстратом. Ну или как сейчас — медленно и печально разлагаться, отравляя пространство вокруг себя трупными миазмами претензий мертвого к живому, пока не расплывутся окончательно вонючей лужей.

Наибольший шок, наверное, получили две категории, казалось бы, непримиримые противники, между которыми не могло быть ничего общего — те, кто верил, что странные содрогания гигантской туши — это признак чудесного воскрешения, и те, кто считал, что это уже бурление трупных газов. Их мироздание рухнуло одномоментно и необратимо, бросив вчерашних врагов в объятия друг к другу — слиться в экстазе сначала общей ненависти, а потом общего ужаса. Но уж кого мне совсем не жалко, так это их.

Вот такой веселый джир.

ЗЫ. Меня немало позабавил всплывший некоторое время назад термин «охранители». Что ж, всему живому и положено иметь инстинкт самосохранения.

[www.kontra20.ru]