Раз уж все копипейстят...
======================

Русская душа: вечно женственное и вечно «бабье»

Применение гендерных характеристик для определения ментальных и национальных особенностей того или иного народа насчитывает не одну сотню лет. Тайна женственности и мужественности во все времена занимала философов, писателей, ученых. При этом нужно отметить неравномерность интереса к этой теме: в гендерных исследованиях, в высказываниях философов и ученых подавляющий объем принадлежит женщине. Интересы, философские и идеологические установки авторов этих высказываний различны, но все они пытаются решить тайну мужественности и женственности через призму оппозиции мужчины и женщины. Со времен античных мыслителей мужское и женское начала соотносятся как материально-телесное и идеально-духовное. Правда, есть мнение, особенно русских философов, что женское не худшее, а просто «иное», и не менее ценное, чем мужское.

Для России женщина, женское - национальный идеал. «Разные народы дали разные образцы человеческих идеалов, - писал в работе "Европа и душа Востока" (1938) немецкий исследователь В. Шубарт. - У китайцев это мудрец, у индусов - аскет, у римлян - властитель, у англичан и испанцев - аристократ, у пруссаков - солдат, Россия же предстает идеалом своей женщины» (Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 231).

Проблема женского и мужского начал с преимущественным интересом к женскому - одна из магистральных в русской философии. Она «работает» во многих областях гуманитарного знания, но самым интересным ее решением, на наш взгляд, является определение русского национального своеобразия, русского менталитета в утверждении женственности в характере России.

Наибольшее количество работ и высказываний по этой проблеме оставил нам русский философ Николай Бердяев. Он считает, что в европейских странах, особенно в Англии, Франции и Германии, на известной ступени развития в национально своеобразной форме мужественный дух пробуждался изнутри, органически оформляя народную стихию. Но в России этого не произошло. В ней преобладала женственность. Почему? «В русской истории не было рыцарства, и поэтому не прошла Россия через закал и дисциплину личности, через культуру личной чести» (Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. 11). По Бердяеву, это недостаток России: «...все мужественное, освобождающее и оформляющее в России было как бы не русским, заграничным, западно-европейским, французским или немецким, или греческим в старину» (Там же. С. 19). Россия - средоточие противоречий: с одной стороны, она мятежная и жуткая в своей стихийности, а с другой - для нее характерны смирение и покорность, готовность подчиняться власти. А в известной своей статье «О вечно бабьем в русской душе» он парадоксально заостряет свою точку зрения, считая, что «бабье» - это «рабье».

Рассмотрим подробнее влияние женского начала на ментальность и ДУШУ русского народа, но предварительно заметим, что точку зрения Бердяева на эту проблему разделяли не все русские философы. К примеру, Н. Лосский утверждает: «Говорят иногда, что у русского народа - женственная природа. Это неверно: русский народ, особенно великорусская ветвь его, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужественен; но в нем особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью» (Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 290). А Вл. Эрн, не соглашаясь с Бердяевым, писал: «.. .в то время как русская душа в титанической борьбе... являет один за другим величайшие подвиги беззаветного мужества и разверстывает в ослепительном напряжении светлую мощь и сталь солнечного духа своего - в это время Бердяев вдруг находит уместным говорить о "вечно бабьем" в русской душе» (Эрн В. Ф. Сочинения. М, 1991. С. 367).

В истории русской мысли давно известно, что Россия, душа ее народа - тайна. Самое известное стихотворение по этому поводу написал Федор Тютчев:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить.

А Бердяев отмечал: «...для нас самих Россия остается неразгаданной тайной. Россия - противоречива, антиномична. Душа России не покрывается никакими доктринами» (БердяевН. А. Судьба России. С. 9). Но это тайна скорее для иностранцев. Для россиян, русских мыслителей и писателей у России женское лицо, она «птица-тройка», «родина» и так далее во всех женских (!) наименованиях. Для России, как и для русской души, характерно желание взять на себя тяготы другого, облечить его судьбу.

Женское для России - это действительно «вечно женственное». Вот одно из доказательств. Русский философ-эмигрант Георгий Федотов констатировал, что русский культ священного женственного начала не включал ни сакрализации непорочности, ни поклонения красоте. Поэтому Марию на Руси называют не Святая Дева, не Царица Небесная, а Богородица, то есть в ней главное начало - родовое. Если для западного культа Богородицы характерно эротическое отношение к Прекрасной Даме, то для древнерусской духовности важнее не эротическое, а деятельностное начало в женщине, то есть на Руси «Деметра выражена сильнее, чем Афродита».


В Богородице почитается в русской культуре именно ее материнское начало. Поэтому у нас всегда считалось необходимым беречь женщину как продолжательницу рода. В этом смысле, правда, обнаруживается двойственность в отношении к женщине: ее роль ограничивалась лишь деторождением, но решение социальных проблем с нее снималось. Архетип русской женщины, все его сущностные характеристики относились к ее материнскому началу. Такое начало сродни космическому. Как пишет Бердяев, «материнство есть космическое начало заботы и охраны жизни от грозящих ей опасностей, выращивание жизни детей не только в собственном смысле, но и вечных детей беспомощных, какими являются большинство людей. Женщина в потенции есть мать не только относительно отдельных существ, но и относительно всей природы, всего мира, падшего и беспомощного в своем падении».

Действительность всегда богаче любых стандартов, материнское начало не исчерпывает женственное в русской женщине. Русский философ Иван Ильин говорил о русской женщине, что, по-особому женственная, она умеет подать и реализовать ставший мужественным характер в форме вечно женственного. Она излучает из себя внутреннюю гармонию, в которой в женской форме находят свое выражение и вечно-женственное, и вечно-мужественное. А Н. Бердяев замечает: «Если бы в мире господствовало исключительное женское начало, то истории не было бы, мир остался бы в "частном" состоянии, в "семейном кругу"» (Там же. С. 11). Более того, вся русская история наполнена примерами самопожертвования (жены декабристов, например), подвигами женщин-воинов (в годы Отечественной войны 1812 года, Крымской войны, двух мировых войн), женщин-врачей, ученых.

Для западного читателя русскость выражается, как правило, тремя словами - «загадочная русская душа». Уже здесь наличествует женское, поскольку слово «душа» женского рода. Не только русские, но и иностранные ученые обращают внимание на то, что все характерные модусы русской ментальности определяются через женственность, имеют женский род. Для примера приведем самые существенные.

Соборность (она!) как коллективизм по-русски, братство православных русских. Соборность противостоит западному индивидуализму. Для русских характерно, по мысли С. Франка, характерное предубеждение против индивидуализма и приверженность рода к духовному коллективизму. Религиозность (она!) есть одна из значительных черт русского менталитета. По мнению Н. Лосского, «основное свойство русского народа есть религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра» (Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М, 1991. С. 240). Причем объект религиозной веры может быть различным (например, вера в светлое будущее коммунистического устройства общества). Уже одно название России - «Святая Русь» -выражает главную суть ее русской идентичности - святость. На стремление русских к святости обращают внимание и западные мыслители. В. Шубарт, к примеру, писал: «Не будет преувеличением говорить о врожденном христианстве русской, а может быть, даже и славянской души. Русские были христианами до того, как приняли христианство. Они были христианами без Христа» (Шубарт В. Европа и душа Востока. С. 211).

Правда характеризует русскость в познании, Гносеология в русской философии имеет свои особенности, а именно: наличие интуитивности, мистичности, сильного влияния бессознательного, утверждение недостаточности и даже вреда рациональности, которая может препятствовать получению цельного знания. Если западный человек живет «головой и отвлеченностями», то русский познает сердцем и пытается ориентировать свое знание на практику и справедливость. Только русские различают «правду-истину» и «правду-справедливость».

Женскую окраску имеют и те ментальные характеристики России и «русской души», которые на уровне здравого рассудка можно считать негативными. Многие исследователи, особенно западные, такой характеристикой считают неоформленность и ее вариант - беспредельность. Последнее относится чаще всего к пространству, необъятности территории России. Многие исследователи считают, что в России пространство колоссально, а время будто еще и не начиналось. По мнению В. Шубарта, русский укоренен в вечном и может беззаботно предаваться власти мгновения, у русских бесконечно много времени, поскольку в них живет уверенность, что они бесконечные существа. Они способны на «божественное легкомыслие» и доводят его порой до крайности. До открытого вызова судьбе.

Эта черта понимания времени в русской жизни соотносится еще с одной чертой русского народа - с хаотичностью. Если Запад понимается как порядок, Россия - как «Космос Хаоса», стихия революций и перестроек. Поэтому и говорят о широте души у русских. Так, Н. Бердяев пишет: «Широк русский человек, широк, как русская земля, как русские поля. Славянский хаос бушует в нем» (Бердяев Н. А. Судьба России. С. 60). А хаос сродни анархии. Ведь давно известно: «...русский мужик - анархист по природе» (Там же).

Женским считается еще одно определение русского хаоса - непостоянство. Большинство западных исследователей по-разному его объясняют: либо как смену крайностей (это придает «русскому характеру нечто капризно-женское»), либо как неумение или нежелание отказывать, лучше не выполнить обещание. А еще непостоянство выражается в жажде абсолютности и отрицании относительности, то есть в максимализме, выражающемся в формуле «все или ничего». Дмитрий Лихачев об этой черте русского характера замечает, что одна черта, замеченная давно, действительно составляет несчастье русских: это стремление во всем доходить до крайностей, до пределов возможного. А по мнению В. Шубарта, западной «золотой середине» противостоит русская «культура конца», поскольку у русских нет той срединной части (звена), которая бы соединяла крайности. Для исследователей проявлением крайностей в русской жизни, имеющим женские характеристики, является эсхатологизм, о чем писали и Шпенглер, и Шубарт.

А пожалуй, самой «непостижимой» и «загадочной» и опять-таки женской чертой русской души является ее двойственность. В русской душе уживаются анархизм и культ государства, национальная терпимость, «всечеловечность» и шовинизм, свобода духа и «жуткая покорность», «святость» и «свинство». Среди других по-женски выраженных особенностей русской души можно выделить следующие: открытость (Россия всегда в пути, становлении, радикально меняется. А любимое слово «авось» говорит о непредсказуемости и лишает смысла планирование); фатализм и пассивность, связанную с ним (чувство беспомощности перед властью, природой, судьбой. Это «обломовщина»); безволие (русские часто не доводят до конца то, за что берутся. В. Шубарт: «В результате получается картина, часто используемая при сравнении русских с европейцами: русский в своих вершинах может достичь таких высот, какие недоступны ни одному европейцу; но русский человек в среднем часто опускается ниже той линии, которую выдерживает средний европеец» (Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 110)); простота (это подлинность чувств, отвращение к лицемерию, то есть «душа нараспашку»); эмоциональность (чувствительность, «поэтическая мечтательность, впечатлительность»); жертвенность как смирение и готовность к жертвам (А. Камю: «Русский народ может, безусловно, поделиться с Европой своей жертвенной силой, а Америка - созидательной мощью»); мягкость (это уж точно женское отношение и к ближним, и к другим народам, и к власти, и к жизненным обстоятельствам, доброта, покорность, терпение).

Все приведенные характеристики (модусы) женственности русской души и России идентифицируют ее по отношению к Богу, судьбе, миру, к стране как к матери. А поскольку в России нет ничего раз и навсегда зафиксированного, то все возможно перестроить, исправить. Поэтому-то Россия и воспринимается как страна, в которой возможно все, она страна неограниченных возможностей.

P.S. О «вечно бабьем». В начале первой мировой войны Н. Бердяев написал статью-ответ на книгу В. Розанова «Война 1914 года и русское возрождение», назвав ее «"вечно бабьим" в русской душе». Розановскому утверждению русскости как «вечно бабьего» преклонения перед государством и силой Бердяев противопоставил свою точку зрения. Он согласился, что у русского народа есть государственный дар покорности, смирения личности перед коллективом. «Великая беда русской души... в женской пассивности, переходящей в бабье", в недостатке мужественности», но при всем этом утверждал что «розановщина» (то есть абсолютизация «бабьего» в русской жизни) «губит Россию, тянет ее вниз, засасывает, и освобождение от нее есть спасение для России» (Бердяев Н. Л. О «вечно бабьем» в русской душе // Бердяев Н. А Философия творчества, культуры, искусства : в 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 300).

Об авторе: Емельянов Борис Владимирович - доктор философских наук, профессор кафедры истории философии философского факультета Уральского государственного университета.

Русская душа: вечно женственное и вечно «бабье»
Применение гендерных характеристик для определения ментальных и национальных особенностей того или иного народа насчитывает не одну сотню лет. Тайна женственности и мужественности во все времена занимала философов, писателей, ученых. При этом нужно отметить неравномерность интереса к этой теме: в гендерных исследованиях, в высказываниях философов и ученых подавляющий объем принадлежит женщине. Интересы, философские и идеологические установки авторов этих высказываний различны, но все они пытаются решить тайну мужественности и женственности через призму оппозиции мужчины и женщины. Со времен античных мыслителей мужское и женское начала соотносятся как материально-телесное и идеально-духовное. Правда, есть мнение, особенно русских философов, что женское не худшее, а просто «иное», и не менее ценное, чем мужское.

Для России женщина, женское - национальный идеал. «Разные народы дали разные образцы человеческих идеалов, - писал в работе "Европа и душа Востока" (1938) немецкий исследователь В. Шубарт. - У китайцев это мудрец, у индусов - аскет, у римлян - властитель, у англичан и испанцев - аристократ, у пруссаков - солдат, Россия же предстает идеалом своей женщины» (Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 231).

Проблема женского и мужского начал с преимущественным интересом к женскому - одна из магистральных в русской философии. Она «работает» во многих областях гуманитарного знания, но самым интересным ее решением, на наш взгляд, является определение русского национального своеобразия, русского менталитета в утверждении женственности в характере России.

Наибольшее количество работ и высказываний по этой проблеме оставил нам русский философ Николай Бердяев. Он считает, что в европейских странах, особенно в Англии, Франции и Германии, на известной ступени развития в национально своеобразной форме мужественный дух пробуждался изнутри, органически оформляя народную стихию. Но в России этого не произошло. В ней преобладала женственность. Почему? «В русской истории не было рыцарства, и поэтому не прошла Россия через закал и дисциплину личности, через культуру личной чести» (Бердяев Н. А. Судьба России. М., 1990. С. 11). По Бердяеву, это недостаток России: «...все мужественное, освобождающее и оформляющее в России было как бы не русским, заграничным, западно-европейским, французским или немецким, или греческим в старину» (Там же. С. 19). Россия - средоточие противоречий: с одной стороны, она мятежная и жуткая в своей стихийности, а с другой - для нее характерны смирение и покорность, готовность подчиняться власти. А в известной своей статье «О вечно бабьем в русской душе» он парадоксально заостряет свою точку зрения, считая, что «бабье» - это «рабье».

Рассмотрим подробнее влияние женского начала на ментальность и ДУШУ русского народа, но предварительно заметим, что точку зрения Бердяева на эту проблему разделяли не все русские философы. К примеру, Н. Лосский утверждает: «Говорят иногда, что у русского народа - женственная природа. Это неверно: русский народ, особенно великорусская ветвь его, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужественен; но в нем особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью» (Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 290). А Вл. Эрн, не соглашаясь с Бердяевым, писал: «.. .в то время как русская душа в титанической борьбе... являет один за другим величайшие подвиги беззаветного мужества и разверстывает в ослепительном напряжении светлую мощь и сталь солнечного духа своего - в это время Бердяев вдруг находит уместным говорить о "вечно бабьем" в русской душе» (Эрн В. Ф. Сочинения. М, 1991. С. 367).

В истории русской мысли давно известно, что Россия, душа ее народа - тайна. Самое известное стихотворение по этому поводу написал Федор Тютчев:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить.

А Бердяев отмечал: «...для нас самих Россия остается неразгаданной тайной. Россия - противоречива, антиномична. Душа России не покрывается никакими доктринами» (БердяевН. А. Судьба России. С. 9). Но это тайна скорее для иностранцев. Для россиян, русских мыслителей и писателей у России женское лицо, она «птица-тройка», «родина» и так далее во всех женских (!) наименованиях. Для России, как и для русской души, характерно желание взять на себя тяготы другого, облечить его судьбу.

Женское для России - это действительно «вечно женственное». Вот одно из доказательств. Русский философ-эмигрант Георгий Федотов констатировал, что русский культ священного женственного начала не включал ни сакрализации непорочности, ни поклонения красоте. Поэтому Марию на Руси называют не Святая Дева, не Царица Небесная, а Богородица, то есть в ней главное начало - родовое. Если для западного культа Богородицы характерно эротическое отношение к Прекрасной Даме, то для древнерусской духовности важнее не эротическое, а деятельностное начало в женщине, то есть на Руси «Деметра выражена сильнее, чем Афродита».


В Богородице почитается в русской культуре именно ее материнское начало. Поэтому у нас всегда считалось необходимым беречь женщину как продолжательницу рода. В этом смысле, правда, обнаруживается двойственность в отношении к женщине: ее роль ограничивалась лишь деторождением, но решение социальных проблем с нее снималось. Архетип русской женщины, все его сущностные характеристики относились к ее материнскому началу. Такое начало сродни космическому. Как пишет Бердяев, «материнство есть космическое начало заботы и охраны жизни от грозящих ей опасностей, выращивание жизни детей не только в собственном смысле, но и вечных детей беспомощных, какими являются большинство людей. Женщина в потенции есть мать не только относительно отдельных существ, но и относительно всей природы, всего мира, падшего и беспомощного в своем падении».

Действительность всегда богаче любых стандартов, материнское начало не исчерпывает женственное в русской женщине. Русский философ Иван Ильин говорил о русской женщине, что, по-особому женственная, она умеет подать и реализовать ставший мужественным характер в форме вечно женственного. Она излучает из себя внутреннюю гармонию, в которой в женской форме находят свое выражение и вечно-женственное, и вечно-мужественное. А Н. Бердяев замечает: «Если бы в мире господствовало исключительное женское начало, то истории не было бы, мир остался бы в "частном" состоянии, в "семейном кругу"» (Там же. С. 11). Более того, вся русская история наполнена примерами самопожертвования (жены декабристов, например), подвигами женщин-воинов (в годы Отечественной войны 1812 года, Крымской войны, двух мировых войн), женщин-врачей, ученых.

Для западного читателя русскость выражается, как правило, тремя словами - «загадочная русская душа». Уже здесь наличествует женское, поскольку слово «душа» женского рода. Не только русские, но и иностранные ученые обращают внимание на то, что все характерные модусы русской ментальности определяются через женственность, имеют женский род. Для примера приведем самые существенные.

Соборность (она!) как коллективизм по-русски, братство православных русских. Соборность противостоит западному индивидуализму. Для русских характерно, по мысли С. Франка, характерное предубеждение против индивидуализма и приверженность рода к духовному коллективизму. Религиозность (она!) есть одна из значительных черт русского менталитета. По мнению Н. Лосского, «основное свойство русского народа есть религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра» (Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М, 1991. С. 240). Причем объект религиозной веры может быть различным (например, вера в светлое будущее коммунистического устройства общества). Уже одно название России - «Святая Русь» -выражает главную суть ее русской идентичности - святость. На стремление русских к святости обращают внимание и западные мыслители. В. Шубарт, к примеру, писал: «Не будет преувеличением говорить о врожденном христианстве русской, а может быть, даже и славянской души. Русские были христианами до того, как приняли христианство. Они были христианами без Христа» (Шубарт В. Европа и душа Востока. С. 211).

Правда характеризует русскость в познании, Гносеология в русской философии имеет свои особенности, а именно: наличие интуитивности, мистичности, сильного влияния бессознательного, утверждение недостаточности и даже вреда рациональности, которая может препятствовать получению цельного знания. Если западный человек живет «головой и отвлеченностями», то русский познает сердцем и пытается ориентировать свое знание на практику и справедливость. Только русские различают «правду-истину» и «правду-справедливость».

Женскую окраску имеют и те ментальные характеристики России и «русской души», которые на уровне здравого рассудка можно считать негативными. Многие исследователи, особенно западные, такой характеристикой считают неоформленность и ее вариант - беспредельность. Последнее относится чаще всего к пространству, необъятности территории России. Многие исследователи считают, что в России пространство колоссально, а время будто еще и не начиналось. По мнению В. Шубарта, русский укоренен в вечном и может беззаботно предаваться власти мгновения, у русских бесконечно много времени, поскольку в них живет уверенность, что они бесконечные существа. Они способны на «божественное легкомыслие» и доводят его порой до крайности. До открытого вызова судьбе.

Эта черта понимания времени в русской жизни соотносится еще с одной чертой русского народа - с хаотичностью. Если Запад понимается как порядок, Россия - как «Космос Хаоса», стихия революций и перестроек. Поэтому и говорят о широте души у русских. Так, Н. Бердяев пишет: «Широк русский человек, широк, как русская земля, как русские поля. Славянский хаос бушует в нем» (Бердяев Н. А. Судьба России. С. 60). А хаос сродни анархии. Ведь давно известно: «...русский мужик - анархист по природе» (Там же).

Женским считается еще одно определение русского хаоса - непостоянство. Большинство западных исследователей по-разному его объясняют: либо как смену крайностей (это придает «русскому характеру нечто капризно-женское»), либо как неумение или нежелание отказывать, лучше не выполнить обещание. А еще непостоянство выражается в жажде абсолютности и отрицании относительности, то есть в максимализме, выражающемся в формуле «все или ничего». Дмитрий Лихачев об этой черте русского характера замечает, что одна черта, замеченная давно, действительно составляет несчастье русских: это стремление во всем доходить до крайностей, до пределов возможного. А по мнению В. Шубарта, западной «золотой середине» противостоит русская «культура конца», поскольку у русских нет той срединной части (звена), которая бы соединяла крайности. Для исследователей проявлением крайностей в русской жизни, имеющим женские характеристики, является эсхатологизм, о чем писали и Шпенглер, и Шубарт.

А пожалуй, самой «непостижимой» и «загадочной» и опять-таки женской чертой русской души является ее двойственность. В русской душе уживаются анархизм и культ государства, национальная терпимость, «всечеловечность» и шовинизм, свобода духа и «жуткая покорность», «святость» и «свинство». Среди других по-женски выраженных особенностей русской души можно выделить следующие: открытость (Россия всегда в пути, становлении, радикально меняется. А любимое слово «авось» говорит о непредсказуемости и лишает смысла планирование); фатализм и пассивность, связанную с ним (чувство беспомощности перед властью, природой, судьбой. Это «обломовщина»); безволие (русские часто не доводят до конца то, за что берутся. В. Шубарт: «В результате получается картина, часто используемая при сравнении русских с европейцами: русский в своих вершинах может достичь таких высот, какие недоступны ни одному европейцу; но русский человек в среднем часто опускается ниже той линии, которую выдерживает средний европеец» (Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 110)); простота (это подлинность чувств, отвращение к лицемерию, то есть «душа нараспашку»); эмоциональность (чувствительность, «поэтическая мечтательность, впечатлительность»); жертвенность как смирение и готовность к жертвам (А. Камю: «Русский народ может, безусловно, поделиться с Европой своей жертвенной силой, а Америка - созидательной мощью»); мягкость (это уж точно женское отношение и к ближним, и к другим народам, и к власти, и к жизненным обстоятельствам, доброта, покорность, терпение).

Все приведенные характеристики (модусы) женственности русской души и России идентифицируют ее по отношению к Богу, судьбе, миру, к стране как к матери. А поскольку в России нет ничего раз и навсегда зафиксированного, то все возможно перестроить, исправить. Поэтому-то Россия и воспринимается как страна, в которой возможно все, она страна неограниченных возможностей.

P.S. О «вечно бабьем». В начале первой мировой войны Н. Бердяев написал статью-ответ на книгу В. Розанова «Война 1914 года и русское возрождение», назвав ее «"вечно бабьим" в русской душе». Розановскому утверждению русскости как «вечно бабьего» преклонения перед государством и силой Бердяев противопоставил свою точку зрения. Он согласился, что у русского народа есть государственный дар покорности, смирения личности перед коллективом. «Великая беда русской души... в женской пассивности, переходящей в бабье", в недостатке мужественности», но при всем этом утверждал что «розановщина» (то есть абсолютизация «бабьего» в русской жизни) «губит Россию, тянет ее вниз, засасывает, и освобождение от нее есть спасение для России» (Бердяев Н. Л. О «вечно бабьем» в русской душе // Бердяев Н. А Философия творчества, культуры, искусства : в 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 300).

Об авторе: Емельянов Борис Владимирович - доктор философских наук, профессор кафедры истории философии философского факультета Уральского государственного университета.